![]() |
||||||||
См. также:
|
Архенгольц
из книги: ИСТОРИЯ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫАвстрийский полководец присоединил к своей армии все разрозненные корпуса, кроме того, которым командовал генерал Брентано; этот последний был атакован генералом Клейстом при Бельгерне, который разбил его, причинив сильный урон убитыми и взяв 800 пленных. Так как король потерял всякую надежду вызвать своего противника на добровольное сражение, то дерзнул брать приступом австрийский лагерь, несмотря на все препятствия. Ему оставалось только это одно крайне трудное средство. Приступ этот был необходим, и притом безотлагательно. Уже 2 ноября вечером, когда войска, маршировавшие целый день, только что расположились лагерем, он объявил всей армии свое намерение, и тотчас же начались приготовления к битве. За 4 дня до этого, в письме своем к
маркизу д’Аржану, изображал свое положение
и покидающие его силы следующими сильными
словами: «Вы цените жизнь как сибарит, а я
смотрю на смерть как стоик. Никогда не увижу
я той минуты, когда мне придется заключить
бесславный мир. Никакие обстоятельства,
никакое красноречие не заставят меня
подписать свой позор. Или я погребу себя под
развалинами моей отчизны, или же найду
способ положить конец своему несчастью,
если уж не буду в состоянии его вынести. Я
твердо решил рисковать всем еще в этой
кампании, так как хочу победить или же
умереть с честью». С такими мыслями
король стал готовиться к битве 3 ноября является весьма знаменательным днем в летописях войн; кровь лилась рекой; обеим армиям, столь часто пожинавшим лавры, грозила совершенная гибель; люди яростно сопротивлялись законам природы или же спокойно подчинялись им в самые ужасные минуты. Обе стороны проявили одинаковую храбрость и сделали все, что только возможно, с помощью военного искусства; решительный исход битвы долго колебался, пока наконец победа не досталась пруссакам уже ночью. Король выступил четырьмя колоннами через
Торгауский лес. Его план был необыкновенно
смел: он собирался не только победить
австрйцев, но и совершенно уничтожить их
армию. Отрезанные от отступления через
Эльбу, побежденные и бегущие, они должны
будут либо пасть, либо броситься в реку,
либо положить оружие. Он хотел атаковать
одновременно оба крыла австрийцев или,
вернее, оба изгиба линии полумесяцем,
которую образовала армия Дауна и которую
предполагалось тогда отбросить на
неприятельский центр. С
этой целью король разделил свою армию,
состоящую из 60 батальонов и 120 эскадронов,
чтобы совершить две отдельные атаки.
Генерал Цитен был послан по дороге на
Эйленбург с половиной прусской армии, чтобы
атаковать Зюптицские высоты, находящиеся
близ Торгау
Даун приветствовал пруссаков пушечной
пальбой, еще не слыханной со времени
изобретения пороха. 400 орудий на батареях
были все направлены в одну точку, и огненные
пасти извергали неустанно смерть и гибель.
Это был образ ада, который словно
разверзался, чтобы поглотить свою добычу Между тем выступила из леса главная колонна. Еще прежде, чем пруссаки увидели врага, уже верхушки деревьев, раздробленных ядрами, посыпались на них. Гром орудий страшно звучал в лесу. Трескучие, оглушительные удары звучали словно погребальные трубы. Выйдя из леса, пруссаки, идущие, подобно морской волне, среди порохового дыма, увидели совсем не победную сцену, а поле битвы, усеянное мертвыми и страшно изуродованными телами, корчившимися в крови. Не было больше гренадеров, с которыми пруссаки надеялись восторжествовать, армия Цитена была далеко, судьба ее была неизвестна, и враг стоял непоколебимо за своими смертоносными орудиями. Прусская артиллерия пыталась было пододвинуть свои пушки, но они не могли поспеть за быстро двигавшейся пехотой из-за частоколов, находившихся на пути; кроме того, упряжные лошади оказались убиты ядрами или искалечены, погонщики, не успевшие бежать, были убиты, а колеса и лафеты раздроблены. Несмотря на это, пехота произвела новую атаку с тем мужеством и порядком, которым так отличались пруссаки в поле. Австрийцы, ободренные поражением гренадеров, подошли вперед, но и они должны были отступить. Картечь страшно свирепствовала между пруссаками. Целые роты гибли. Ряды постоянно строились, чтобы восполнять пробелы. Старые офицеры падали, на их место становились молодые, побуждая ветеранов к мужеству своим примером; таким образом они все двигались вперед, взбирались на высоты и брали приступом батареи. Но вскоре сцена изменилась. Почти вся
прусская конница была еще позади и не могла
поэтому прийти на помощь победоносной
пехоте; орудия последней остались в лесу
или лежали с раздробленными лафетами у
опушки его. Даун воспользовался этим и
повел свежие войска на поле битвы. Его
кирасиры ударили на прусскую пехоту,
устроив настоящую кровавую баню, и прогнали
ее обратно в лес. Наконец прусская конница
подоспела на помощь своим собратьям, но она
приведена была в замешательство царившим
тут смятением и рвом, делавшим невозможными
все попытки построиться; австрийцы и ее
отбили. Новая атака конницы была удачнее,
причем кирасирский полк Шпаэна,
предводимый великим знатоком маневра,
полковником Дельвигом, обнаружил
удивительную храбрость, один бросился
навстречу неприятельской коннице, отбил ее
и тогда обратился со своим убийственным
делом против австрийской пехоты, привел
последнюю в замешательство и увел
несколько тысяч пленных. Между последними
находился также полк императора. Вся
австрийская линия была в опасности. Но тут
подошла со всех сторон новая австрийская
конница, и пруссакам пришлось отступить.
Фридрих пытался еще раз атаковать со своей
пехотой, но безуспешно. Наступила ночь, силы
истощились, король был ранен, и битва,
казалось, была совершенно проиграна. Даун
отправил курьеров с этим известием в Вену;
окруженные многими гонцами, трубившими в
трубы, они совершили свой въезд в
императорский город при криках радости
народа, возвещая полную победу Но в книге судеб было записано торжество
не Марии-Терезии, а Фридриха.
Цитен со своей
армией не бездействовал. Из-за неудач
королевской армии план его битвы
должен был стать иным; притом он имел перед
собой большой корпус Ласси, состоящий из 20 000
человек. Наконец ему удалось преодолеть все
препятствия и подойти на помощь королю В это время подошло несколько прусских
отрядов левого фланга, построившихся в
боевой порядок по мере возможности, причем
трубачи их играли прусский марш, чтобы
товарищи не ошиблись, приняв в глубокой
темноте за неприятелей. Это подкрепление
подвел генерал Гюльзен. Полководец этот,
отличавшийся мужеством и большим
патриотизмом, лишился всех своих лошадей,
убитых ядрами; так как старость и раны
мешали ему идти пешком, он сел на пушку и так
велел себя везти до неприятельского лагеря.
Ласси, самый несчастный вождь в поле изо
всех вождей этого столетия, пытался вновь
силой овладеть высотами, но был два раза
отбит Зальдерном и его ветеранами после
страшно кровопролитной схватки Река эта служила австрийцам как бы компасом в ту темную ночь; небо было покрыто тучами, и нельзя было видеть собственной руки. Однако многие австрийцы не воспользовались таким указателем. Они блуждали большими и малыми отрядами, частью по лесу, частью по полю битвы, где пушечные выстрелы, словно погребальные факелы, освещали на мгновения ужасные орудия смерти. Не зная, где находятся враги, они на каждом шагу должны были быть настороже. Подобно тому как трусы в полночь воображают, что видят призраки, так теперь храбрые пруссаки видели всюду врагов. Подъезжавшие друг к другу отряды открывали огонь, длившийся до тех пор, пока кто-нибудь не замечал ошибки. Таким образом пало много пруссаков от руки своих же соотечественников. У австрийцев происходило то же самое. Поминутно блуждающие отряды брали в плен заблудившихся офицеров; но приходили неприятельские отряды, отнимавшие так же скоро этих пленных. Императорский генерал Мигацци вообразил, что собирает свою бригаду, но оказалось, что это были пруссаки, которые, узнав его по говору, тотчас же взяли в плен. То же случилось с императорским полковником Оросом, прусским подполковником Меллендорфом и многими другими прусскими и австрийскими офицерами. Сам король наткнулся со своим прикрытием на блуждающее войско. На обыкновенный клич: «Кто идет?» — последовал ответ: «Австрийцы». Тогда сопровождавшие Фридриха ударили по ним и взяли в плен целый батальон кроатов. Вскоре после этого произошел такой же инцидент с большим отрядом императорских карабинеров, блуждавших в темноте. Несколько сотен стрелков собрались по дороге, ведущей в Торгау, но заблудились и попали в руки прусских кавалеристов, соскочивших с коней и потому принужденных сражаться пешими. Австрийские стрелки вскоре сдались. В этой тьме египетской невозможно было отдавать приказания и невозможно было повиноваться им. Вожди были убиты, ранены или блуждали, отыскивая свои рассеянные отряды; они ощупывали вокруг себя, как слепцы, и падали то на трупы, то на всевозможные предметы, рассыпанные по полю битвы. Многие знатные прусские офицеры, привыкшие к тому, чтобы приказания их всегда исполнялись, подобно изречениям оракула, чтобы бороться с природой и с помощью всемогущего слова «должен» делать возможным то, что казалось невозможным, впервые увидели тут предел своей военной деятельности. Они хотели собрать и сформировать большие отряды воинов во тьме, покрывающей землю, среди страдальческих возгласов умирающих. Но напрасно они приказывали, звали, кричали, волновались. Никто не слушал, будучи уверен, что благодаря темноте избегнет наказания, и всякий уступал лишь могучему инстинкту самосохранения. Ночь, продолжавшаяся 14 часов, была ужасно холодна. Нескольким взводам удалось собрать немного дров и развести огонь, другие же должны были как безумные бегать во тьме, чтобы движением согреть свое тело, при этом они постоянно спотыкались о тела убитых. Дождь превратил землю в болото, но все же некоторые пробовали лечь и отдохнуть в грязи, пока сырость не промочила их одежды и они не стали коченеть. Солдаты целый день ничего не ели и были совершенно обессилены своей кровавой работой. Кто имел еще при себе котомку с хлебом и находил в ней еще запас, не знал, где достать глоток воды. Мучимые голодом, жаждой, усталостью и холодом, они страстно ожидали дня, а с ним и новых кровавых сцен. Как ни тяжело было положение блуждающих истощенных солдат, в эту ночь происходило нечто еще более ужасное. Раненые, насколько были в силах, старались добраться до ближайших деревень; иных же печальная судьба их приковала к полю битвы. Коченея от стужи, с раздробленными членами, оторванными костями, плавая в крови и лишенные всякой помощи, несчастные эти призывали смерть. Но еще до прихода ее многие сотни их были обречены на большие страдания. Толпы негодяев, солдат, погонщиков и женщин бродили в эту кровавую ночь по полю битвы, грабя живых и мертвых. Даже рубах не оставляли они беспомощным раненым. Напрасно те громко жаловались; жалобы их расплывались в ужасном общем треске, разносившемся в воздухе от пушечных выстрелов. Не один раненый был убит этими извергами, которые боялись быть узнанными. Многие из пострадавших были легко ранены в ноги, но все же так, что не могли идти. Но, раздетые донага, лежа на болотистой, стянутой льдом почве, они погибли. Эта столь достопамятная ночь была театром никогда еще дотоле не виданного зрелища. После совершенного окончания битвы обе армии смешались. Можно было встретить бесчисленные костры в Торгауском лесу, у которых грелись одновременно пруссаки и австрийцы, и притом не как победители и пленные, а вооруженные и свободные. Сильная потребность тепла соединила их случайно и превратила кровожадных воинов в мирных людей, которые заключили между собой на несколько часов перемирие, чтобы спокойно дождаться следующего дня и новых военных удач. Так как никто не знал, в чью пользу решилась битва, то обе стороны условились отдаться в плен тому, кто с наступлением дня окажется хозяином поля битвы.
Даун был тяжело ранен в этой битве. Он удалился и передал начальство генералу Буккову, а так как последнему тотчас же пулей раздробило руку, то начальство перешло к графу О’Доннелю. Тот поспешил прикрыть Дрезден и занять укрепленный лагерь при Плауэне. Цитен и принц Вюртембергский преследовали его неустанно во время этого отступления и увели еще несколько сотен пленных. Обе армии необыкновенно ослабели от этой кровавой битвы. Австрийцы насчитывали свыше 12 000 убитыми и ранеными, а 8000 человек были взяты в плен на поле сражения; они потеряли 50 орудий, 27 знамен и 20 понтонов. Потери пруссаков составляли 10 000 убитыми и ранеными и 4000 пленными.
Хотя Даун делал большие промахи до и после битвы, но все же он очень хорошо защищался; австрийские же войска обнаружили необыкновенную храбрость. И, несмотря на то, что на следующий же день в Вену прибыли гонцы с печальной вестью, прекратившей клики радости, все же Мария-Терезия весьма была довольна своим фельдмаршалом, который приехал в императорскую столицу. Монархиня была настолько великодушна, что возобновила знаменитое древнее зрелище, происходивше 2000 лет тому назад, когда после битвы при Каннах римский сенат вcтpетил консула [Варрона] у ворот Рима. И Мария-Терезия выехала несколько миль навстречу разбитому Дауну, приветствуя его словами: «Я хотела иметь удовольствие первой приветствовать вас с прибытием и поздравить с новыми заслугами, приобретенными вами в этой кампании. Кроме того, я желаю лично узнать о состоянии вашего здоровья, которое меня очень огорчает». Вообще, эта великая императрица не упускала случая подбодрить свои войска. Она обыкновенно присутствовала лично, когда войска проходили через Вену, чтобы присоединиться к главной армии; самыми милостивыми словами старалась она влить мужество в сердца солдат, называла их: мои дети! — и самодовольно улыбалась, когда по всему строю гремело ей ответное: матушка! Никогда не отпускала она их без подарков. Последствия этой победы были весьма значительны. Вся Саксония, кроме Дрездена, перешла вновь в руки пруссаков, и это обеспечило им зимние квартиры. Фридрих оказался в состоянии выслать войска в Силезию, Бранденбург и Померанию и прогнать неприятеля из этих областей. Он даже выслал герцогу Фердинанду корпус в 8 000 человек. Мекленбург был снова приобретен. Лаудон, потерпев неудачу при Козеле, ушел в Глац. Шведы были выгнаны генералом Вернером в Штральзунд, а русские, стоявшие еще до сих пор настороже, возвратились в Польшу, на свои прежние зимние квартиры.
из книги: ИСТОРИЯ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ |
|
||||||
|
|
|